[Вы помиритесь с ним, по размышленьи зрелом. ]
by Alexander GriboyedovВы помиритесь с ним, по размышленьи зрелом.
Себя крушить, и для чего!
Подумайте, всегда вы можете его
Беречь, и пеленать, и спосылать за делом.
Муж-мальчик, муж-слуга, из жениных пажей —
Высокий идеал московских всех мужей. —
Довольно!.. с вами я горжусь моим разрывом.
А вы, суда́рь отец, вы, страстные к чинам:
Желаю вам дремать в неведеньи счастливом,
Я сватаньем моим не угрожаю вам.
Другой найдется благонравный,
Низкопоклонник и делец,
Достоинствами наконец
Он будущему тестю равный.
Так! отрезвился я сполна,
Мечтанья с глаз долой — и спала пелена;
Теперь не худо б было сряду
На дочь и на отца
И на любовника-глупца,
И на весь мир излить всю желчь и всю досаду.
С кем был! Куда меня закинула судьба!
Все гонят! все клянут! Мучителей толпа,
В любви предателей, в вражде неутомимых,
Рассказчиков неукротимых,
Нескладных умников, лукавых простяков,
Старух зловещих, стариков,
Дряхлеющих над выдумками, вздором, —
Безумным вы меня прославили всем хором.
Вы правы: из огня тот выйдет невредим,
Кто с вами день пробыть успеет,
Подышит воздухом одним,
И в нем рассудок уцелеет.
Вон из Москвы! сюда я больше не ездок.
Бегу, не оглянусь, пойду искать по свету,
Где оскорбленному есть чувству уголок! —
Карету мне, карету!
(Уезжает.)
[You’ll make it up with him, once you’ve thought it over—]
"Too Clever by Half," Act IV
by Alexander GriboyedovIn the denouement, Sophie learns her love for Molchalin is deluded, and Chatsky learns that Sophie started the rumor he was mad: In Griboyedov’s own words, he “spits in her face and everyone else’s” and takes off.
You’ll make it up with him, once you’ve thought it over—
He trumps a future with all hope removed.
Imagine what a prize you’ll get,
an errand boy, domestic pet
to stroke and coddle, Moscow’s
picture of the ideal spouse.
Enough! This break restores my pride.
But you, sir, father-of-the- bride,
with your fine appreciation
for degrees of rank and station,
may you enjoy the blissful ease
of wanton ignorance, now and ever:
I’ve no intention whatsoever
of offering for your daughter’s hand.
Another who can’t fail to please,
underhanded, smooth and bland,
with all a toady’s fawning qualities
has that honor. He will do you proud!
There! I’m sane! No dreams becloud
my reason. I’ve nothing more to lose!
It’s their turn now to suffer the abuse
they turned on me—father, daughter,
witless lover—I’ll pour my bitterness
and gall on each of them in order,
on all the world, and its maliciousness!
Where was I thrown up by fate:
What people was I cast among?
A hateful mob, eager to calumniate:
the spinster with a spiteful tongue,
the evil-minded reprobate,
the denigrator, cutting down to size,
the clever parasite, self-regarding fool,
tittering maidens scarcely out of school,
decrepit graybeards, feeding off of lies—
all declared me mad, in one concerted choir.
And right they were. Take it for a fact:
A man could pass unharmed through fire
who spent a day with them and kept his mind intact.
Farewell to Moscow, to its days and nights!
I’m off to search the wide world round
for somewhere I can go to ground
and set insulted sense to rights.
My carriage! Bring my carriage round!
translated from Russian by Betsy Hulick